Главная / Газета / Альтер эго

“Подавляющее большинство вообще живет без головы”

00:18 | 03.04.2006
“Подавляющее большинство  вообще живет без головы”
Автор: Татьяна Полищук

Сергей Говорухин, писатель, кинорежиссер, продюсер:

Сергей Говорухин — писатель, кинорежиссер, продюсер и, что скрывать, сын известного кинорежиссера Станислава Говорухина, снявшего хрестоматийные фильмы “Вертикаль”, “Место встречи изменить нельзя”, “Десять негритят”, “Ворошиловский стрелок”…

Но, как говорит сам Станислав Сергеевич: “Всем, чего достиг мой сын, он обязан только себе”. Говоря о своих непростых отношениях с отцом, Говорухин-младший обязательно подчеркивает: “Наверное, самое главное, что он сделал для меня, — никогда никуда не протаскивал, ни в чем не протежировал. За что я ему бесконечно благодарен. Этой позиции я придерживаюсь и по отношению к своим детям. Другое дело, что отец в критических ситуациях всегда оказывался рядом”.

Сергей Говорухин работал военным корреспондентом в зонах боевых действий в Таджикистане, Чечне, Афганистане и Югославии. “Сколько их было, войн… На мою долю выпало три. В течение пяти лет”, — написал он в своей книге “Никто, кроме нас…”. Во время съемок фильма “Прокляты и забыты” в Грозном в феврале 1995 г. Сергей чудом остался жив, был тяжело ранен, ему ампутировали ногу.

После нескольких операций встал на протез, вернулся в профессию, закончил фильм… И опять — горячие точки, 12 военных командировок... Сегодня он снова снимает кино о войне. Военная драма по его одноименной повести “Никто, кроме нас...” рассказывает о шестилетней войне в Таджикистане, информацию о которой долгое время держали в секрете. Но фильм, в котором он выступил и автором сценария, и режиссером, и продюсером, — не только о боевых операциях, он о любви и нравственном выборе.


— Работая в Комиссии по правам человека при президенте России, вы сделали весьма смелое заявление о том, что культура умирает. Вы действительно так считаете?
— Это, конечно, было очень эмоциональное, гипертрофированное заявление. Тем не менее, если ничего не изменится (а никаких подвижек к этому нет), через 10 лет можно будет сказать, что культура умерла. Ведь огромный многовековой культурный пласт непознан поколением, выросшим с начала 1990-х годов и до сего дня.

Даже не одно поколение мы потеряли, а несколько. Потому что они воспитаны исключительно на субкультуре, и то, на чем выросли мы, категорически не воспринимают. Школьная программа (во всяком случае, в России) просто перенасыщена авторами, но их никто не читает, да и не преподает. Все кратко как-то… Конечно, нельзя сказать, что этот процесс необратим, его еще можно направить в нужное русло, но для этого, к сожалению, нужны желание и старание государства. Как у нас, так и у вас.

— То, о чем вы говорите, многим близко.
— Это близко всем вменяемым людям. Когда-то казалось невозможным уехать, допустим, в Америку или в Германию, потому что все прекрасно сознавали, что мы там никому не нужны. Теперь получается, что мы и здесь никому не нужны. Ведь все, что мы делаем, почти никто не смотрит, не читает.

— Наверное, культура чтения уже практически утрачена...
— Россия — по-прежнему самая читающая страна в мире. Только — что читающая? Мне кто-то из знакомых рассказывал, что ехал в метро и вдруг увидел в руках у девушки не Маринину, не Донцову, а “Черный обелиск” Ремарка. Он чуть сознание не потерял.
Вот у меня в прошлом году вышла книга тиражом всего 5 тысяч экземпляров. Так она до сих пор не продана.

— Это та, по которой вы будете снимать фильм?
— Да.

— А каких актеров вы привлекаете в новую картину? Кто из них вам интересен?
— С актерами большие трудности, потому что они сознательно себе “роют могилу”, сами того не понимая (а может, и понимая). Огромное количество актеров и актрис “поистрепались” по сериалам. Это просто колоссальная трагедия. У вас-то нет такого количества сериалов, а у нас — просто “кузница”. Многих актеров этим и погубили. Тот же Александр Балуев. Какой актер был мощный — природа, органика. Ну ничего не осталось.

Для своей картины я решил искать малоизвестных или вообще неизвестных актеров. Хотя какие-то звезды будут. Так, я наметил обязательно снять Юрия Беляева, очень глубокого и порядочного человека. Мне с ним доводилось работать в фильме “Прокляты и забыты”. Бюджет картины был просто копеечный, и он работал бесплатно — читал текст.

При этом раз в два часа выходил из кабинки озвучания и устраивал мне дикий скандал: “Я так не могу работать, ты не делаешь мне ни одного замечания”. А я извинялся: “Ну так не к чему ж придраться! Ты попадаешь в десятку без каких-либо моих режиссерских комментариев”. Мне приходилось делать ему какие-то ничтожные замечания, после чего он успокаивался.

— Недавно какой-то американский центр провел исследование чувства страха. Оказалось, что 70-80% американцев боятся начала третьей мировой войны. А я подумала, что эта война уже началась. Что по этому поводу скажете вы, человек воевавший?
— Я знаю одно — в мире окончательно самоликвидировалась нравственная доминанта. Я не понимаю, что побуждает людей вести войны. Ту же Америку. Ведь можно качать нефть, газ, добывать золото, договорившись мирным путем.

Не надо разжигать войны, класть жизни и тратить безумные, немыслимые деньги. Это, в конце концов, просто нерентабельно. Я считаю, что культура формирует человека. А этого почти нет в мировом пространстве. Увы. Вся эта попсовая культура разжижает мозг и не дает возможности работать сердечной мышце. Все мировые политики пренебрегают культурным процессом, что, на самом деле, является величайшей ошибкой.

— Как-то вы сказали: “Я как подумаю, что мне еще лет тридцать осталось жить, становится страшно”. Это высказывание идет от осознания того, что жить в этом мире будет, мягко говоря, неважно или неинтересно? Либо так давит пессимизм?
— Нет, мне пессимизм никогда не был свойственен. Я просто всю жизнь пытался анализировать происходящее и настоятельно советую всем это делать — можно оградить себя от огромного количества бед. А что касается “неинтересно”... Неинтересно, потому что какой-то мудрости достиг.

Во многом, что предлагают читать или смотреть, нет какого-то нравственного стержня. Чувствую, что вот здесь автор написал/снял на потребу дня, здесь он прогнулся перед определенной категорией публики. Да, это будет читаемо и смотрибельно. Ведь мы же прекрасно знаем, из какой “ткани” делаются кино, книги, живопись. Все это нам, профессионалам, видно мгновенно, все лежит на поверхности.

— Проблема детей известных родителей вас вряд ли обошла. Было, наверное, и неприятие того, что вас воспринимали лишь как сына режиссера Говорухина?
— Ну почему воспринимали? И по сей день воспринимают. К чему лукавить, я пропорционально несопоставимая величина по сравнению со своим отцом. Отец — это отец. Нет, меня это не очень смущает. Когда-то смущало, даже где-то мешало, но и помогало.

Я, при всей своей любви к отцу, всегда был крайне равнодушен к его творчеству. А порой даже как-то агрессивно был настроен. И он это знает прекрасно. Никогда не считал шедевром его “Место встречи…”. И этих ахов-охов по поводу этой весьма проходной картины не разделяю.

У него есть одно уязвимое место — он не умеет работать с актерами, не может заставить их решить их актерскую задачу. Поэтому в его фильмах работают только те актеры, которые сами могут быть режиссерами.

Я совсем не пытаюсь противопоставить свои работы его творчеству. Просто я вырос на других режиссерах. Мне были гораздо ближе Алексей Герман, Марлен Хуциев, ранний Никита Михалков, Андрон Кончаловский, Владимир Хотиненко.

Мне близка “ткань”, когда не видно, какими нитками она прошита. У отца видно, а мне, наоборот, надо, чтобы ткань эта была как полупрозрачный тюль. Ветер подул, и он колыхнулся. Конечно, кино отца имеет право на жизнь, просто я к такому кино абсолютно равнодушен.

— А он вам что-нибудь говорил о ваших фильмах?
— У нас с ним не те отношения. Хотя когда я еще вчерне сделал свой фильм, то пришел к отцу. У него было несколько достаточно дельных замечаний, я их, конечно, учел. Ему фильм понравился. А потом мы разругались. Я вообще кино всегда снимал странным образом. То же касается и книг.

Вначале делал первоначальный вариант, потом собирал отрицательные отзывы, анализировал, со многими соглашался и перемонтировал. Меня мама всегда учила: “Сынок, никогда не слушай хорошее, оно само себя испытает. Ты всегда слушай только негативное. Слушай, анализируй, делай выводы. Не со всем соглашайся, не иди на поводу. Собери все мнения о фильме или рассказе, проанализируй, брось в ящик стола, чтобы отлежались, потом вернись, пересмотри и переделай”.

Я так всю жизнь и делаю. Так, собственно, я и в кинематографе остался писателем. У меня писательский взгляд на режиссуру. Надо, чтобы отлежалось.

— Ваша мама, кажется, актриса? Она поддерживала ваше желание учиться во ВГИКе?
— Мама закончила Щепкинское училище, уехала в Казань по распределению и так там и осталась. Могла и в Харьков вернуться, позже в Москве могла остаться. И отец мой пытался ее туда вытащить, и я предпринимал усилия. Но как-то Казань ее все время держала. И по сей день так. Хотя она, без преувеличения, просто выдающийся педагог-режиссер и более 30 лет преподает мастерство актера в Казанском театральном.

— У вас есть интересное высказывание: “Мир сегодня сузился до размеров малогабаритного счастья”. А когда это началось?
— Я считаю точкой отсчета всех бед в этой стране роковую дату — 12 мая 1985 года. С нее началось крушение империи. И оно было очень стремительным. Многие поддались этой демократической волне (и я в том числе, не отрицаю этого), которая в результате непонятно куда нас вынесла. Вдруг оказалось, что все можно. Кто снимал фильмы в конце 1980-х годов? Быдло с деньгами прорвалось.

Как-то в одночасье все рухнуло, и собрать это оказалось очень сложно Цель была одна — удержаться на плаву, потрафить новому зрителю. А в искусстве идут на компромисс только один раз в жизни. Дальше все мгновенно перестают быть сострадательными. Важно, чтобы у меня были какие-то деньги, а страна — пропади она пропадом. Пусть там кто-то погибает, важно, чтобы я был в порядке.

А потом попадают на какой-нибудь “Норд-Ост” и начинают кричать: “Как же так?”. А ты что думал? Война — это такая штука, которая подспудно везде присутствует. Сегодня пошел в театр — оказался в заложниках. И сразу выясняется, что война-то идет. А почему ко мне никто не проявляет такого сострадания? Почему целая страна не хочет меня выручать? А о чем ты думал, когда это происходило с другими?

— Вы как-то сказали: “Я не понимаю неоправданный риск”. А ехать в горячие точки, быть в гуще военного ужаса — это оправданный риск?
— Конечно, оправданный. Я понимаю, что служу какой-то идее, цели, у меня есть какая-то задача, я же не просто так еду туда, как ездят стрингеры. Но их тоже можно понять — они едут деньги зарабатывать. Ты едешь — и прекрасно понимаешь, что из этого должен получиться “продукт”, который хоть немного изменит мировоззрение определенной категории граждан. Но я не понимаю, как, например, можно гонять на мотоцикле со скоростью 250 км/ч. Вот это риск совершенно неоправданный.

— Но все равно вы ничего не можете изменить.
— Можем. Мы создаем те или иные культурные ценности. И если человек растет в мире культурных ценностей, он и вырастает человеком. Так вот, наша задача — создавать культурные ценности. Там — в горячих точках — это даже проще, потому что есть четкие границы между добром и злом. Все лежит на поверхности и одновременно очень глубоко. Риск здесь оправдан.

— А когда с вами эта беда случилась — ранение — не поменялся взгляд на жизнь и ее ценности?
— Нет. Есть, конечно, какие-то физические неудобства, которые испытываешь, что-то мешает, знаешь, что вот это и это ты уже не можешь. А в целом, взгляды не меняются. С какой стати они должны меняться? Все в порядке. Я вообще не верю, когда на себе рубаху рвут, умываясь пьяными слезами. Ну нет у меня ноги, и что же? Подавляющее большинство живет вообще без головы — и все нормально. И даже очень довольны и счастливы.

Другое дело, что социальная защита в нашей стране на таком пещерном уровне, что просто ужасающе. Думаю, у вас то же самое — мы отделились друг от друга, но степень “любви” к своим гражданам абсолютно не изменилась. Это, конечно, удручает, потому что в той же Америке жил бы себе на пенсию и писал бы книжки. Не надо было бы бегать в поисках хлеба насущного, еще бы от государства получил квартиру, машину и много всего другого.

А у нас… Отправляют человека на смерть, а потом изумляются, когда он возвращается назад живым. Пусть не совсем целым и здоровым, но живым. Отправили умирать, а он, собака, выжил, без ноги остался, теперь чего-то с ним же надо делать: давать пенсию, протез, машину. Сейчас у нас вместо льгот — деньги, долларов двадцать…

— У вас есть картина с красивым названием “Сочинение на уходящую тему”, но тема очень грустная. Как возник этот фильм?
— Я его определил как “прощание с теми, кто покидает нас навсегда”. Как-то 9 мая в Парке им.Горького, куда мы традиционно каждый год ходим, я вдруг обнаружил, что вокруг кардинально изменились “декорации”. Меня и моих товарищей окружала совершенно другая публика. Уже нет этих потрясающих стариков, везде какой-то пьяный, обкуренный, тусующийся молодняк. Половина из них просто не знает, что это за день — 9 мая.

Меня поразило еще и то, что даже мы, люди, недалеко ушедшие от этого молодого поколения, со своими боевыми наградами являлись каким-то фактором раздражения, мы были инородным телом. Вот и получился такой фильм о резкой смене декораций, о том, как из парка выживают стариков.

А ведь это, собственно говоря, у них единственный такой день. А люди-то великие, подобных не было за всю историю цивилизации. Но, к сожалению, картина не очень получилась, потому что “Мосфильм” дал мало пленки. Плюс снимали за один съемочный день в оперативном режиме этими немыслимыми стационарными телекамерами.

— В 1999 г. вас выдвигали на Госпремию за фильм “Прокляты и забыты”. Не дали?
— Не дали. Я совершенно железно на нее шел. Но… В это время я сидел на даче, тонул “Курск”, и было такое ощущение, что меня самого выпирают на дно. И я написал достаточно резкое письмо, начинающееся словами: “Глубокоуважаемый господин Президент Путин…”. Честно говоря, я думал, что так многие поступят, а выяснилось, что сделал я один.

Письмо буквально на следующий день опубликовали в “Общей газете”. И, конечно, столь резкое высказывание в то время не могло не остаться незамеченным. А премию, на которую я шел стопроцентно, получил Никита Михалков, который вообще не номинировался на нее, потому что номинировались не картины, а конкретные персоналии от них. От “Сибирского цирюльника” был только Меньшиков.

Я, собственно, и не собирался получать эту премию — хотел публично от нее отказаться. Но потом выяснилось, что и этого я бы не смог сделать. После того как Солженицын отказался от какого-то ордена, завели такую систему — сначала ты идешь в кассу и получаешь деньги. Отказался от денег — и, понятно, в Георгиевский зал тебя уже никто не допустит.

— Вы занимались и делами, которые вообще не имеют никакого отношения к кино. Например, какой-то ремонтно-строительной фирмой. Она еще существует?
— Существует. Я не одинок в этом смысле. Почти у каждого творца сегодня для поддержки штанов существует параллельно какой-то бизнес. Мне это дает абсолютную независимость в творчестве — я совершенно свободен от написания леденящих душу триллеров, съемок “мыльных опер” и т.д. У меня есть другой источник зарабатывания средств. Он не приносит каких-то баснословных барышей, но жить можно. Вместе с тем это тоже угнетает, потому что очень хочется заниматься своим делом и на это жить.

— Какие планы на будущее?
— Если доведется, следующую картину сниму по повести писателя Константина Воробьева “Вот пришел великан”. И обязательно черно-белую. Тем более что там действие в 1960-х годах происходит. Там совсем другая жизнь и другие нравственные ценности. Но кому нужен такой проект, кому нужно черно-белое кино о взаимоотношениях двух людей? Франции, что ли?

Еще роман хочу написать. Хочется выбраться из рамок документального кино, из рамок рассказа, потому что знаешь, что сказать можешь больше. Сейчас пишу книжку, которая называется “Со мной. И без меня”. Всякие там смешные зарисовки, которые были со мной и без меня и которые, можно сказать, совершенно меняют мой имидж. Уже написал примерно треть, если найду хорошего издателя, то сяду и допишу. А вообще, писательская работа очень интересна — неожиданно открываются особые чакры.

— А вы в связи с этим верите, что писателя ведут не его собственные, а другие какие-то силы?
— Да, все может быть. Но я всегда учитываю, что мозг человечества работает не на 100%. У гения — процентов на пятнадцать. А у среднего обывателя — ну семь-восемь, в крайнем случае, десять. Остальное-то закрыто. Может, эти области мозга, закрытые, иногда включаются и что-то происходит? Я как-то осенью ехал на машине, ливень стоял стеной и ничего не побуждало к творчеству. Но вдруг что-то началось: “…прорвало над Москвою небо”, и потихоньку поехало. Нет, надо “…прорвало над землею небо”. И все. Две-три минуты — и было готово стихотворение:

“Прорвало над землею небо
Слезами Бориса и Глеба,
Плачем безвинно убитых,
Неспетых и не отмытых,
Неприкаянных, нераскаянных.
Просит Авель за брата Каина”.


Ну, что это такое? Сверху? Или все-таки из головы? Вопрос.

ДОСЬЕ БИЗНЕСа
Сергей Говорухин, писатель, кинорежиссер, продюсер

Родился: в 1962 г. в г.Харькове.

Образование: ВГИК, сценарный факультет (1988 г.).

Карьера: служил в армии, работал строителем, сварщиком, старателем на Крайнем Севере, был прорабом на стройках; в 1991 г. открыл ремонтно-строительную фирму; 1994-1999 гг. — работал репортером в зонах боевых действий в Таджикистане, Чечне, Афганистане и Югославии. Участвовал в 30 боевых и трех специальных операциях; 1996 г. — создал Региональную общественную организацию ветеранов-инвалидов межрегиональных конфликтов в Таджикистане и Чечне. Член Комиссии по правам человека при президенте РФ (с 2002 г.), член Союза писателей и Союза кинематографистов, академик Российской академии киноискусств.

Книги: сборники прозы “Мутный материк” (1993 г.), “Никто, кроме нас…” (2004 г.).

Фильмы: “Прокляты и забыты” (1997 г.), “Сочинение на уходящую тему” (2000 г.).

Награды: шесть боевых наград, среди которых Орден мужества и медаль “За отвагу”. Фильм “Прокляты и забыты” на IX фестивале неигрового кино “Россия” получил Гран-при, премию “Ника” (1999 г.) и “Золотой кадр” Киевского международного кинофестиваля “Кинолетопись-2005”.
За фильм “Сочинение на уходящую тему” — две премии VIII международного правозащитного кинофестиваля “Сталкер”.

Семейное положение: женат, воспитывает двоих сыновей (14 и 9 лет).

Сергей Говорухин. Из книги “Никто, кроме нас...”

Человечество утратило связь времен. Слово, скрипичный ключ, гуашь на холсте растворяются в ХХ столетии. Зачем они молодому энергичному человеку с ноутбуком в руках? Там, на пороге космических скоростей…”

“Мы убивали друг друга по-разному. И реже всего на войне. Потому что на поле боя погибают самые беззащитные. Как ни парадоксально.”

“Все чаще я прихожу к выводу, что скоро моим единственным читателем буду я сам.”

“Положите меня рядом с Гроссманом на Троекуровском кладбище — я буду разговаривать с ним оставшуюся вечность. Именно с ним мне необходимо поговорить. О мужестве и одиночестве писателя. О великом таинстве слова. О времени, стирающем слова.”

“В институте нас учили придерживаться строгих литературных форм. Долгие годы я придерживался, пока не прочел в предисловии к сборнику стихов одного поэта такие строчки: “Кто-то любит кашу, кто-то — компот, а я люблю кашу с компотом!”.”

“Война лишила меня ноги. Несколько лет под Новый год сын просил у Деда Мороза: “Прошу тебя, верни моему папе ногу. Пусть завтра утром она будет лежать под елкой…”. И ничего не просил для себя. Дед Мороз и Господь Бог были для него тождественны. Они могут все — убеждали взрослые, давно разуверившиеся в этом убеждении.”

“Я пережил свою эпоху на 15 лет. Вероятно, буду жить и дальше. В бесконечном противоречии с окружающим миром, которого никогда не сумею постичь.”

“Я пустил корни и, задыхаясь, пробился через толщу синтетической кровли, а пробившись, понял, что стремление к жизни — еще не есть жизнь. Нас тогда было много на этой крыше. Теперь почти никого.”

“Здесь не говорят торжественных слов и не голосят над погибшими. Ужас войны — в ее обыденности. И лишь время спустя, пройдя все круги ада, ты начинаешь сознавать, что вытащил счастливый билет. А было этих билетов: на пальцах перечесть.”