Роман Тугашев: чёрный принтер, беляши и уникальный бизнес
Восемь лет адвокатской практики, юрист по образованию, занимался корпоративными делами, гражданскими, хозяйственными. Опыт работы в корпорациях, в субъектах хозяйствования которых были фабрики и заводы. В 2012 году принял решение закончить с юрпрактикой, потому что хотелось чего-то нового и необычного. “Это было достаточно странным для меня решением, необоснованным, в принципе, ничем, кроме моего желания и какого-то предпринимательского зуда. Надоело мне работать юристом, сейчас я открою ресторан, у меня будет куча свободного времени, буду много зарабатывать и комфортно себя чувствовать — думал я тогда” — делится своим опытом единственный украинский ревитализатор и организатор Фестиваля уличной еды Роман Тугашев.
Таким патетическим предисловием хотелось бы любое интервью начинать, но название газеты не велит. Пользуюсь редким случаем.
У каждого человека есть сильная сторона. Другими словами, воля. Воля, как сопротивление, упорство, как развитие таланта, как энергия. Кто-то выучил пять языков, преследуя желание быть умнее, кто-то выучился на юриста, на радость родителям, кто-то пойдёт на всё ради денег, а кто-то наоборот, превозмогает греховное, усилием воли посвящая себя духовному — воля всегда разная, но непременно, как мне кажется, присуща человеку. Есть такая сфера приложения человеческой воли, к которой, по расхожему мнению, предрасположены лишь пять процентов от всех ныне здравствующих. Я говорю о предпринимательстве. Наше издание по своей сути как раз об этом: о практике, которая помогает людям воплощать свою волю к предпринимательству и о носителях этой самой воли. Не рассказывая о ярких представителях этой сферы, не покажешь самого бизнеса. Все эти методики, правила, практики и теории — пустое ничто без человека, стоящего в центре каждой непохожей, с одной стороны, а с другой, до боли знакомой каждому бизнесмену истории.
Порой пути к успеху в бизнесе действительно "неисповедимы". Но по итогу, как и всё гениальное, они кажутся потом простыми и логичными.
Послушайте любого бизнесмена, общее место в каждом рассказе выглядит примерно так: я много работал, иногда с нулевым или отрицательным результатом, а потом мне просто повезло. Разнится лишь время пути и классы в КВЭДе предприятий.
Интервью с Романом Тугашевым заслуживает такого предисловия, он классический предприниматель, пришедший сквозь тернии к своей "той самой" идее.
В этом месяце исполнилось три года Фестивалю уличной еды и два года "Арт-заводу Платформа”. С человеком, управляющим этими двумя проектами мне удалось поговорить подробно, делюсь с вами.
Роман Тугашев родом из Белой Церкви, как он сам говорит — “из простой семьи”. В 2001 году переехал в Киев, поступив на юрфак МАУПа. Обучение было платным и на втором курсе ему пришлось зарабатывать на учёбу самостоятельно. Начал подрабатывать ночным сторожем, затем продавцом в киоске на остановке — сок, вода, жвачки, — о той работе вспоминает нехотя, но, как по мне, важно отметить эту стартовую позицию в истории его становления. На третьем курсе Роман устроился помощником pr-щика в партию Народный Рух Украины. Писал обращения, статьи, заявления партии. Потом случилась “Оранжевая революция”, в которой НРУ участвовал “закатав рукава”: митинговали сами, помогали митингующим. “Это первая работа, которая запомнилась и, наверное, останется в воспоминаниях навсегда” — говорит Тугашев.
Денег на обучение катастрофически не хватало, на четвёртом курсе Роман взял академотпуск и ушёл в юридическую практику: “Тогда был достаточно сложный период для меня, все мои сокурсники продолжали обучение, а мне нужно было зарабатывать”.
С четвёртой попытки он устраивается на работу в столичную юрфирму “Укрбизнесконсалт”. “Изначально все это сводилось к каким-то элементарным вещам: подготовить документы, встретиться с клиентами, сопроводить их в налоговую, к нотариусу. Неплохо начал зарабатывать. Это дало мне возможность после года академотпуска вернуться в институт”. Впрочем, “получив бакалавра” Роман не продолжил учёбу, а пошёл работать, о чём теперь не жалеет. “Обучаться нужно всю жизнь, у всех, без исключения. Я у своих детей обучаюсь. И для меня это принцип. А вот получать образование — это слишком скучно, как по мне” — объясняет свою нелюбовь к сидению за партой Тугашев.
“Я до глубины души предприниматель. Образование, усидчивость — это не про меня. Меня интересовало всё, что связано с активными действиями, бизнесом и деньгами” — говорит он.
Чёрный принтер или первый бизнес Тугашева
Несмотря на то, что юридическое направление было выбрано почти что наобум, на юрфак гуманитарию Тугашеву не пришлось сдавать точные науки, практика захватила его на хороших восемь лет. Два года работы с регистрацией предприятий, затем год в юрподдержке строительного бизнеса — знания, опыт и жажда действий приводят Романа и четырёх его экс-коллег по “Укрбизнесконсалту” к открытию собственной компании.
“Мы собрались и создали компанию ЕвроБизнесГрупп. Я в принципе не понимал, зачем мы это делаем. Сразу скинулись, по-моему, по 500 долларов, это было тогда немало, сняли небольшой офис на Подоле. Все себе купили по второму телефону, корпоративную и безлимитную связь — это на тот момент для меня было очень серьезно. Кстати, этим киевстаровским номером телефона я пользуюсь до сих пор с того 2004 года.
Мы работали, регистрировали предприятия. Но большую часть времени проводили, все-таки, за игрой в Counter-Strike.
Прошел год, мы поняли, что идем в никуда, начали ссориться между собой, спорить о том, кто сколько вложил, кто сколько привносит, кто что делает вообще. Однажды я приехал в офис, а там остался один принтер. Мои партнеры решили, что это все, чего я заслуживаю. Я его сохранил, этот принтер, сейчас он где-то в кладовке у моих родителей. Струйный черный Самсунг. Я его запомнил, потому что он — это все, что я вынес из кабинета.
Таков мой первый опыт создания компании. Полное непонимание, отсутствие стратегии, видения. Что будет завтра, как работать, где искать клиентов. Я входил в бизнес только с идеей о том, что хватит, в конце концов, на кого-то работать. Я считал, что всё могу сделать самостоятельно, без опыта, без контактов, без связей. У меня будет больше времени, я буду больше зарабатывать, и я больше реализуюсь. В результате, получилось диаметрально противоположное. Я остался без денег, без особого юридического опыта, но, в то же время, накопилась какая-никакая наработанная мною за год база.
На тот момент, наверное, всё было правильно. Когда я это вспоминаю и анализирую, то понимаю, что теперь отношусь к подобным начинаниям осторожнее. У меня есть яркий пример, племянница, которой 20 лет. Общаясь с ней, я вижу себя, вижу эту энергию и пытаюсь ей донести, что когда есть амбиции, но нет амуниции, это может сыграть с тобой злую шутку. В то же время это ее желание что-то изменить и двигаться быстрее, привело к тому, что она сейчас работает в США, сдала экстерном экзамены, возвращается осенью и в начале зимы на год летит работать в Шанхай. Наверное, это круто. И, если бы не ее рвение, она спокойно училась бы в институте. Юношеский максимализм — это двоякое явление. У меня сейчас к нему своеобразное отношение. Я работаю с ребятами, часть из которых гораздо моложе меня. Им по двадцать лет. У них просто-таки прет энергия. Я специально даю им возможность проявить себя и если у них это плохо получается, мы с ними заканчиваем. А некоторые, более спокойные, но с потенциалом, они остаются”.
Скупка активов и предпринимательский зуд
Далее в послужном списке Романа Тугашева — большой концерн Swiss Partners, который занимался скупкой заводов по Украине: в Новой Каховке, Херсоне, Одессе, Александрии. Компания сопровождала сделки.
“Это был уже достаточно серьезный бизнес, серьезная юридическая работа, которая требовала качественной, профессиональной подготовки. Мы работали с Фондом госимущества, покупали государственные предприятия, принимали участие в аукционах и тендерах. Конечно, потом все эти аукционы и тендеры оспаривались и государством, и проигравшими сторонами во всех судебных инстанциях. Это был очень мощный опыт в подготовке и ведении судебных дел. Были громкие дела и выигрышные, и проигрышные. Наши предприятия захватывали рейдерством, мы противостояли захвату. Это была очень динамичная работа, мегаинтересная. Мне удалось хорошо заработать в то время. Когда компанией был куплен определенный пул заводов, образовался единый концерн и всё стихло.
Мы работали с антимонопольным законодательством, потому что стали эдакими монополистами на территории Украины. Покупали заводы в Чехии и Словакии. Это был мой первый международный опыт. Мы пытались вывести концерн на IPO, готовили документы, общались с крупными юридическими фирмами, в которых я всегда мечтал работать. Например, Астерс, Василь Кисиль и партнеры, Коннов и Созановский. К сожалению или к счастью, мне так и не удалось туда устроиться, хотя я ходил на собеседования ко всем. В результате на IPO не вывели, объединили в концерн и благополучно продали. На этом работа по скупке активов с дальнейшей перепродажей закончилась. Началась частная юридическая практика.
У меня на тот момент был уже достаточно серьезный пул клиентов из абсолютно разных сфер. Для юриста проблемный клиент — это денежный клиент. Мне повезло, наверное, у одних моих клиентов были какие-то сложности и проблемы, а у других все очень динамично развивалось и открывалось, а мне нужно было сопровождать. Я взял на работу двух юристов. Это была организованная деятельность, но офиса у нас не было. Мы работали в кафе, коворкингах вроде Циферблата или Беседницы.
В 2012 году я принял решение закончить с юридической практикой. Это совпало, в том числе, с рождением дочери. Мне хотелось каких-то перемен. Просто глобальных, больших перемен.
Это было достаточно странным для меня решением, необоснованным, в принципе, ничем, кроме моего желания и какого-то предпринимательского зуда.
Надоело мне работать юристом, казалось, вот сейчас я открою ресторан, у меня будет куча свободного времени, буду много зарабатывать и комфортно себя чувствовать — думал я тогда. Я поехал в Испанию, Италию, пообщался с владельцами маленьких тратторий и таверн. Съездил на производство хамона, прошутто, оливок. Поездил по каким-то рыбацким деревням. Из этих поездок я привез очень много всяких меню и рецептов, которые потом использовал уже в собственном ресторане.
Я всегда любил готовить. Мне нравились испанские, итальянские маленькие ресторанчики, где владелец, он же шеф-повар, он же бармен, он же официант общается с гостями, готовит и живет этим делом. И я думал, что я тоже могу работать в таком формате. Тогда был бум подобных заведений, началась новая ресторанная волна. Борисов строил свою сеть, Сухомлин развивал кофейную тему, Заходякин активно занимался рынком, Медведев готовил к открытию его успешные форматы.
О чем гудит вытяжка гастробара Tomatoes: анализ собственных ошибок
Ошибок было много. Но самая главная похожа на злую шутку судьбы. Я — юрист по образованию с серьезным опытом в разных сферах — от хозяйственных дел до очень мощных корпоративных конфликтов, застрял в такой простой с виду ситуации. Потому что упустил детали. У меня было огромнейшее желание, которое затмило мой разум и здравый подход. Я наступил на те же грабли, что и в 2004 году.
Хоть это и выглядит как серьезная ошибка, последствия привели меня к тому, чем я сейчас занимаюсь. Поэтому не знаю, можно ли сказать, что в масштабах жизни я ошибся. Стратегически, конечно, я допустил ряд упущений, хотя в тот момент считал, что делаю всё правильно.
Я не понимал, что такое ресторан. У меня было огромнейшее желание, была финансовая стабильность, заработанная за годы юридической практики. Но я не знал сущности этого бизнеса, а он очень специфический и состоит из миллиона мелочей, которые формируют облик ресторана, работают на его востребованность и популярность. Я думал, что достаточно найти помещение, нанять поваров, сделать меню и приглашать гостей, думал, что это работает точно так же, как в Европе по 20-50 лет.
Я взял в аренду помещение, которое по своему предназначению не было готово под общепит. Я упустил этот момент. Как сейчас помню, предназначение помещения было — дегустационное кафе, не предусматривающее наличие элементарной вытяжки. Это была жилая пятиэтажка на улице Коминтерна (Симона Петлюры) и у меня появились огромные проблемы с соседями, которые начали против меня подавать иски. Потому что мне нужно было тянуть вытяжку. И вся эта юридическая волокита на год просто остановила меня. Я потратил абсолютно все свои деньги. Это еще одна стратегическая ошибка — нельзя тратить все свои деньги, ни при каких обстоятельствах. Были моменты, что у меня не было 100 или 200 грн. заправить автомобиль, я ездил на метро. Это было совсем недавно, буквально 3-4 года назад.
Ночью с альпинистами мы вешали вытяжку на фасад дома. Нас обливали кипятком, бросали молотками, приезжали какие-то братки с угрозами. Это был дикий период.
Год помещение стояло, нам приходилось платить за аренду, у меня был набран персонал, мне приходилось платить заработную плату. В конце концов мы решили вопрос с вытяжкой, получили декларацию на ввод в эксплуатацию помещения. Хорошее дело сделали собственнику помещения и следующему арендатору, потому что стоила нам декларация бешеных денег, как сейчас помню, 35 тыс. долларов.
Когда мы открылись, появились другие проблемы, связанные с моим незнанием ресторанного бизнеса как такового на тот момент. Я ни с кем не советовался. Моя жена, мой бизнес-партнер и консультант, которая дает всегда действительно правильные советы, мне говорила, что нужно полгода, как минимум, пойти работать официантом, барменом, администратором, управляющим. Заполучить какие-то контакты вообще. Я не слушал: как я, имея в кармане 100 тыс. долларов, пойду работать официантом?
Месяца два после открытия у нас был биток — медовый месяц, как я это называю. Все столы заняты, все великолепно, повара работали, официанты работали. Я расслабился. Я почему-то решил, что у меня уже всё получилось.
Но в жизни всегда бывает так: гораздо сложнее удержать, нежели завоевать.
Эта аксиома применима абсолютно ко всем сферам бизнеса. Я перестал вообще обращать внимание на некоторые вещи, и начались сложности на кухне с поварами. Они начали выпивать активно, воровать. Бухгалтер перестал сдавать отчетность. Администратор — поздно приходить на работу. Ресторан открывался с опозданием, постоянно был стоп-лист в меню, иногда бывало такое, что 60% меню не было в наличии, потому что закупщик забыл что-то купить. Не было нормальной работы. Пропали люди. В заведение начало приходить 5-10 человек. Вытяжку поставили, но занято было лишь пять столов из двадцати пяти. А потом наступил день, когда уволился весь мой штат поваров, осталась одна девочка-уборщица. Была суббота, ресторан открылся, пришли люди — я занялся всем сам. Я и та девочка. Мы стояли на процессе, мы готовили, общались с людьми, я сам занимался закупкой. Это продолжалось недели две, пока я снова не набрал персонал. Конечно, работа была адской. Но, в то же время, я приблизился к своей цели — я мог общаться с гостями, был непосредственный контакт, какая-то химия. Я приготовил паэлью — и вынес ее гостям, они поели, я вернулся и спросил как им понравилось. Я стоял на баре, крутил сангрию. Мы через зал перекрикивались: — "Какое вам вино добавить?" или "Какой фрукт?" Появилась какая-то невидимая связь гостя и владельца заведения. Но меня хватило буквально на две недели, потому что это реально очень тяжело.
Я считаю, что повара и шеф-повара — это святые люди. Они не работают, они вкалывают. И физически, и эмоционально. Это адская работа. Когда ты работаешь с огромной плитой, пароконвектомат за спиной, а рядом хоспер-гриль, и ты должен приготовить то же блюдо, что и вчера, и позавчера — это мегатяжелый труд, который, к сожалению, у нас плохо оплачивается.
Я нашел поваров. Они должны были просто делать свою работу, но получалось некачественно, плохо, люди перестали приходить. И все. В тот период, это был конец 2012 - начало 2013 года, было особенно тяжело: денег не было, начались задержки по зарплате, аренде, выплате за продукцию. Поставщики перестали возить продукты, потому что появились долги. Персонал увольнялся.
Перед сотрудниками есть репутация ровно до того момента, пока есть возможность платить заработную плату.
У меня в ресторанном бизнесе не было никаких азов. Сегодня можно пойти на курсы, спросить у всех, позвонить любому ресторатору. Они более открыты, приветливы. Можно пригласить их на консультацию, они тебе все расскажут. Тогда этого не было. В 2013 году, только впервые появились РестоПрактики: начали объединять всех этих известных ребят, которые рассказывают, как нужно открывать ресторан.
Негативный опыт, как и любой другой, очень полезен. Но полезен только тогда, когда делаешь выводы.
За чем человек ходит в ресторан в нашей стране? Я уверен, что за эмоциями, в большей степени. Во вторую очередь он ходит за едой. Это мое субъективное мнение. Если мы говорим про европейский рынок, то там люди ходят за едой. У нас ходят за эмоциями, за общением. И только потом про еду.
В нашей стране в принципе персонал никто не учит. Каждый, кто открывает ресторан, должен этот персонал сам лично вырастить. Нет этой школы.
Почему уличная еда и те фестивали, которые мы делаем, успешны? Потому что мы делаем по-другому. Мы даем гостю немножечко больше, чем он ожидает.
Неоткрывшийся барбершоп, беляши и фестивальная культура
Летом, сидя в Часопысе, я понимал, что все, конец. Денег у меня не было вообще. И я активно начал думать, что делать. Но я не из тех, кто сидит, сложа руки, знаю, что всегда есть, как минимум, два выхода из любой ситуации. И я начал активно серфить в интернете. Просто смотреть, что есть, чем занимаются сейчас.
У меня появилась идея сделать первый барбершоп. Я увидел, что в Москве есть компания Chop-Chop, которая очень активно развивалась. Мы уже были в шаге от открытия первого в Украине барбершопа. Я общался с необходимыми людьми, начал искать потенциальных партнеров, но финансовой возможности для старта я не нашёл. Плохо или хорошо — не знаю. А через два месяца Максаков открыл FIRM. Потом мы встречались с теми ребятами, которым я предлагал партнерство, говорили о том, что мы потеряли.
Сейчас, правда, понимаю, что даже имей я тогда возможность, мне не стоило бы открывать барбершоп. Нужно заниматься тем бизнесом, в котором разбираешься.
Я всегда любил поесть, и к уличной еде очень тепло относился. Я и сейчас могу где-то съесть беляш, чебурек или шаурму. Более того, мне интересно съесть этот на вид сомнительного качества беляш. Сейчас это часть моей профессиональной деятельности. Для меня важно понимать — этот беляш хороший или нет.
Я ел беляши на Святошино в переходе, ел в Соцгородке, — на Крещатике возле МакДональдса у бабушек с клетчатыми сумками, пробовал шаурму на Троещине.
Я ем в Азии в таких местах, которые даже не фотографирую. Мне интересно. В Индии в 45-градусную жару ел эггролл завернутый в газету. Нормальный человек его, наверное, не пробовал бы.
И это не поиск приключений, однозначно. Это тест. Мне интересно, какая она, эта еда, на самом деле. Вот именно у этого человека. А может, здесь фантастически вкусно.
Я ем, общаюсь с этой бабушкой. Она мне рассказывает какую-то историю, мне это интересно. Оказывается, у нее есть отдельная квартира, обустроенная под жарку беляшиков или еще чего-то. Это живое общение, ты находишь какие-то невероятные истории.
Я начал смотреть на фестивали уличной еды. У нас, в принципе, событийного ничего не было. Были фестивали в Берлине, Лондоне, Амстердаме, в Москве. Если мы отбросим политику и поговорим начистоту, Москва развивается намного активнее в этом смысле. Хочешь ты этого, нравится тебе или нет, это факт. И то, что в Москве появляется сейчас, в Киеве появится через три года. Так было с грузинскими ресторанами, с крафтовым пивом, единственное, в чем Киев опередил Москву — кофейная обжарка.
Тогда в Москве уже появились первые гастромаркеты. У нас ничего не было. Я подумал, почему бы у нас не сделать, это может получиться. Просто уличная еда. Я привлек к этому процессу Антона Максакова, который открыл FIRM. У него на тот момент была digital-компания Фольга. Мне не хватало креатива. Мы с ним сели и подумали, почему бы не сделать такой фестиваль.
Мы расписали бюджет в три тысячи долларов на восемь стендов, восемь столов и 16 лавок и ещё какие-то кабеля.
О том, почему еда победила и силу фейсбука
Мне, несмотря на горький опыт ресторана, еда оставалась очень близка. Я уверен, что за тысячи лет существования человечества ничего постояннее вкусной еды не было придумано. Человеку по-прежнему нужны хлеб и зрелища. Это те вещи, на которые человек всегда готов тратиться.
Это был кризисный период, и мне нужно было очень хорошо подумать, чем заниматься, а чем — нет. Человек готов отказаться от новой одежды, от каких-то дорогих развлечений. Но он не может отказаться от еды.
К тому же, было понимание, что уличная еда — голубой океан, не было ничего подобного. Были определенные предпосылки для успеха. Появлялась аудитория, которая начала хорошо относиться к уличной еде. Эти люди много путешествовали, много видели, — без совковых стереотипов.
Мы с Антоном сделали первые шаги — айдентику, лого, открыли страницу в Фейсбуке. Кстати, несмотря на то, что я не понимал сущности слова SMM, опыт продвижения в соцсетях, у меня был. Я первым начал вести страницу ресторана в Фейсбуке с момента его постройки, рассказывал людям историю его создания с самого начала, историю сложностей и побед.
Фейсбук — это истеричная среда. Туда надо подавать какой-то негатив и обсуждения. Это людьми очень активно обсуждалось, и на момент открытия ресторана, когда я написал “finally, ребята, мы все победили, мы открылись”, у меня была очередь.
Поэтому и для уличной еды завели Фейсбук-страницу, сделали какой-то простой сайт и начали искать участников. Моя работа была в организационно-технической части. Я должен был найти локацию, участников, организовать весь процесс. Антон должен был заниматься продвижением. Я потратил два месяца на поиск ребят, которые поверили в эту историю. Потому что для всех это звучало дико: что это вообще? Кому это нужно? На тот момент не было уличной еды как таковой. В принципе не было. Я взял в участники домашние кондитерские и службы доставки. И Romas Pop-up Bistro, с которым связана отдельная история.
В ГастроБаре Томатос ребята готовили сендвичи с хамоном, прошутто, помидорами и моцареллой, соусом Песто и продавали их в парке Шевченко. Сначала сэндвичи по 35 грн. воспринимались аудиторией в штыки. Но после общения с людьми, активной коммуникации в соцсетях, сервис становится популярным. Закончилась история банально: после притеснений коммунальщиков пришлось переместиться под бизнес-центром “Парус”.
Практика размещения фуд-траков под бизнес-центрами активно распространена, по словам Романа, во всех европейских городах. Но и эту локацию пришлось покинуть, популярность сендвичей, а их продавалось до 350 штук в день, очень не устраивала ресторанных арендаторов внутри “Паруса”.
О первом фестивале за $3000 и переходе на Дарынок
Первый фестиваль сделали в галерее Лавра Двор. Дважды мероприятие пришлось переносить. Один раз мы не успевали подготовиться, второй — потому что приехал Патриарх Кирилл, город был перекрыт. На следующей неделе был какой-то крестный ход, нас еще обвинили в том, что мы, пользуясь случаем, хотим нажиться на прихожанах.
На первый фестиваль уличной еды пришло порядка тысячи человек. Мы были поражены. В четыре часа у всех участников просто закончилась еда.
После первого ивента было много негативных комментариев в Фейсбуке, вся ресторанная тусовка меня просто загнобила. Говорили, что я не профессионал, аматор.
Я тогда получил миллион негативных отзывов, что это никому не надо, вот рестораны — это правильно, а все остальное — не нужно. Мне кажется, что подсознательно они чувствовали, думали и понимали, что они что-то упускают. Потому что, как говорит Лагерфельд, если ты не меняешься — ты умираешь. А рынок сейчас настолько динамичен, он просто бежит, он не стоит на месте. Телефон этот совсем недавно придумали, еще недавно мы все ходили с Нокиями 3310. Может, кто-то думал "Почему не я? Почему у меня это не получилось? Почему не пришла такая идея?" Я получил множество негативных отзывов, но я был уверен в том, что увидел потенциал. Есть потребность, спрос.
На тот момент я верил абсолютно всем комментариям, потому что был испуган. Пришло больше тысячи посетителей, но отзывы были негативные. Это все приходит с опытом. Сейчас я на комментарии смотрю мегаспокойно. Мы стараемся на все отвечать.
Тогда нас упрекали, писали, что "мы пришли на уличную еду и не увидели кузнечиков и жареных мышей, вы придурки".
Я тогда верил всем комментариям, старался максимально понравиться всем, как стодолларовая купюра. Может быть, это тоже сыграло какую-то хорошую роль. Потому что я приложил максимум усилий, чтобы через месяц сделать этот фестиваль лучше и чтобы пришли люди. И они пришли. Увидели небольшие, но изменения, финансовых возможностей, все-таки, не хватало для кардинальных. Это уже было на ВДНХ.
На первом фестивале мы не заработали ничего. Но у меня жизненная стратегия и позиция такая: я по сути своей не рвач. Я не хочу прямо сейчас миллион. Я хочу его стратегически, в течении какого-то периода развития. По первому фестивалю мы вложили $3 тыс. и вернули их. Мы привлекли пиво Бавария, которое нам дало 8 тыс. грн., взяли плату за аренду с участников, что-то заработали на продаже моих сэндвичей.
Деньги реинвестировали в создание второго фестиваля. Выручку со второго вложили в третий. Мы их инвестировали в третий фестиваль. Тогда из прибыли я брал исключительно тот минимум, который мне нужен был на содержание семьи. Это было каких-то 6 тыс. грн. Точно не помню. Остальное вкладывали в развитие — у нас была такая позиция.
После третьего фестиваля к нам поступило предложение от владельца Дарынка провести ивент там. Для меня это был очень рисковый шаг, в отношении левого берега, сам я на Дарынке бывал крайне редко, два раза в начале 2000-ых годов. Это был сhallenge для меня.
Условия на Дарынке были выгодными. Они полностью оплатили всю организацию фестиваля. Мы написали бюджет, полностью его получили, взяли в аренду огромнейший шатер, сделали хорошую PR-кампанию в Фейсбуке, я какое-то интервью дал. И это народом было неплохо воспринято. Было порядка 6 тыс. человек за два дня и 30 участников. Мы неплохо на этом заработали. Дарынок же преследовал абсолютно понятные для себя цели — им нужно было показать той аудитории, которая приезжает на фестиваль Уличной еды, что существует место, которому нужно меняться: новая кровь, арендаторы, покупатели. В 2014 году мы снова провели фестиваль здесь на таких же условиях. Они нам все оплачивают, мы зарабатываем. Провели хорошо.
Потом я уехал снова на ВДНХ. Это был шестой Фестиваль: впервые было 60 участников и горы мусора. Не могу назвать его очень успешным. Но это дало возможность сесть за стол переговоров, договориться абсолютно по-другому. Сели, договорились и с июля 2014 года мы здесь постоянно. Я к тому времени осознал, что Фестиваль уже так масштабировался, что ему тяжело кочевать с места на место. Нужна какая-то определенная локация. Появились модные слова: урбанистика, ревитализация. И мы обосновались здесь.
Тогда не существовало “Арт-завода Платформа”. Была территория Дарницкого шелкового комбината, склады. У владельцев Дарынка и главного инвестора Офера Керцнера космополитичные взгляды, он много путешествует, отправляет своих менеджеров по всему миру — посмотреть, как кто что делает. Они пытались организовать что-то подобное внутри самостоятельно, но не получалось. И тогда появилась идея делать это рядом с Дарынком, на парковке. На восьмом или девятом фестивале мы поняли, что Фестиваль может работать как отдельный бизнес. Мы сделали платный вход и подумали про территорию, которая граничит с Дарынком.
Она давно им принадлежала. Собственно, Дарынок тоже часть Дарницкого шелкового комбината, республиканского, всесоюзного значения. Я сказал, а давайте посмотрим на эту территорию. Может быть, здесь получится как в Лондоне и Берлине. Это были достаточно рискованные шаги, потому что делать фестивали прямо на стройке — это необычно, как минимум. Но Офер, как главный инвестор, поддержал мою идею, потому что тоже видел это в других странах и знал, что это сработает. В этом случае как партнеры мы сразу нашли общий язык и преследовали цель долгосрочного планирования, а не моментального обогащения.И мы делали там какие-то сумасшедшие вещи: всю грязь мы застилали зеленым ковролином. Очень хорошо получалось, на тот момент вписывалось в антураж. И когда увидели, что множество людей готово ехать сюда, мы начали смотреть на это место уже по-другому. Мы придумали название “Арт-завод Платформа”. Мы посмотрели на эту территорию как на новое место, где может быть коворкинг, банк, фестиваль, офис, где может быть инфраструктура.
Команды не было. Команду, которая начала операционно заниматься Платформой, создал я. Когда мы провели Фестиваль, я начал получать отзывы от людей о том, что у нас крутая территория: "Я бы хотел здесь снять офис", "Можно здесь поставить какую-то обжарку кофе", "А я бы здесь даже поработал, а вот есть коворкинги". Люди нам сами начали давать идеи. Мы тогда подумали, что фестиваль — это, по сути, маркетинг места. Мы начали оживлять эту территорию, стелить газоны, по чуть-чуть делать реконструкцию зданий, чтобы запускать туда людей. Сделали коворкинг. И в таком ритме движемся и сейчас.
— Изначально у владельцев была идея привлечь людей на Дарынок?
Изначально да.
— Но получилось так, что вы им сделали вообще новый бизнес?
Да, совершенно верно.
— И как они с вами за это рассчитываются?
Ты знаешь, мне нравится сегодняшнее интервью. Потому что мне никто столько таких интересных вопросов никогда не задавал.
— Ну серьезно, доля есть у вас какая-то в этом?
Нет, у меня нет никакой доли.
— А планируете?
Если бы мы сели за стол переговоров два года назад — конечно.
У меня сейчас есть пять проектов на стадии переговоров. У меня и моей команды огромнейший опыт по части маркетинга мест, в ревитализации. Я не буду говорить, что самый большой, но к нам обращаются. У меня вчера была беседа с Вашингтоном. "Ребята, у нас ничего нет, а вас знают". И я сейчас договариваюсь совершенно иначе, нежели раньше я это делал. И это хорошо и правильно воспринимается. Потому что стоимость участка места сегодня — доллар. Мы занимаемся проектом и стоимость через два года — 2-3 доллара. Я считаю, что это абсолютно справедливо, честно и по-партнерски получать за это достойную компенсацию.
На территории бывшего Дарницкого шелкового комбината, а теперь Арт-завода Платформа стоимость квадратного метра за время работы команды Романа Тугашева выросла приблизительно в три-четыре раза.
Ревитализация
Ревитализация появилась не так давно. В начале 2000-ых в Европе. Там дела с заброшенными зданиями обстоят немного иначе, чем у нас. У нас заброшенное здание, исходя из моего богатого в этом отношении юридического опыта, это, в первую очередь, объект и территория, которые можно захватить, отжать, перекупить. Все снести, быстро построить бизнес-центр или жилой дом, всё продать и выйти в кеш.
В Европе живо такое понятие, как "долгосрочное планирование". У них все стабильно и они уверены, что, вложив сегодня деньги, начнут их возвращать через 5-7 лет, а через 10 лет получат хорошую прибыль. У них абсолютно другая философия, которой, у нас, к сожалению, нет. Наверное, так исторически сложилось. Мы не можем сейчас инвестировать миллион, а получить его через пять лет. У нас любой бизнес, в любой сфере — краткосрочный. Мы хотим вложить сегодня миллион, завтра его получить назад, послезавтра заработать еще миллион. Если так не происходит — значит, это не бизнес, не заработок. Это очень плохо. И это относится к данной локации в том числе. Потому что, если бы у собственника, потенциальных инвесторов, была уверенность в завтрашнем дне, то я уверен, что мы бы нашли те 10 млн. евро, которые требуются для реконструкции абсолютно всей площадки в том идеальном виде, который мы себе представляем. У нас есть концепция развития и бизнес-план, в котором отведена под это специальная графа "Реконструкция, строительство, разрешительная документация". И мы бы вернули деньги через 5-7 лет назад за счёт аренды, проведения массовых мероприятий. Но это слишком рискованно — каждые десять лет революция и постоянная нестабильность.
Есть площадки в Киеве, в Харькове, Днепре, во Львове. Один крупный банк заинтересован ревитализацией двух своих зданий в Днепре.
Запросы есть, и это реально новый бизнес, голубой океан. В мире существует лишь две компании, которые занимаются маркетингом места. Это Urban Space в Нью-Йорке, которая работает с 1976 года, и в Мельбурне есть компания. И все.
Причем это может быть и просто крыша здания какая-то, и огромнейший какой-то цех, или какое-то поле. Особенно у Urban Space, там просто сумасшедшее количество реализованных проектов.
Недавно в Португалии была конференция на тему урбанистики и ревитализации. Там был озвучен такой интересный факт: в некоторых европейских странах, если не во всех, тема ревитализации, креативной экономики, по своему потенциалу и мощности уже перешагнула некоторые классические виды деятельности, вроде металлургии и автопрома.
Наша площадка — яркий пример. Три года назад об этой локации никто не знал. Сейчас крупные строительные компании уже заинтересованы, хотят тут что-то делать. Интересуется и жилой комплекс, и огромный медиа-холдинг. Здесь есть своя аура и атмосфера. Здесь хорошо творить.
Я анализирую европейский рынок, Варшава и Прага сейчас очень актуальные направления в плане ревитализации. Там множество фабрик, которые стоят без дела в центре города. Они просто требуют оживления, идей, добавленной стоимости. Чем мы сейчас и планируем заниматься. У меня скоро встреча в Праге. Очередной этап переговоров по ревитализации некоторых зданий.
В Украине есть своя специфика существования этих зданий, видения и планирования собственника. У нас многие ждут пока само подорожает и думают, что у них сто лет впереди.
А оно не подорожает, уже все прошло. Прошли эти сенокосы халявных денег. Само по себе, а, тем более, в Украине, старое здание не подорожает ближайшие двадцать лет, я в этом уверен. А строение тоже имеет свой строк эксплуатации. Если ты его не эксплуатируешь — кирпичики начинают падать. И иногда уже легче сносить. Та же история с ресторанами и помещениями под них. Есть владельцы, у которых десятки простаивающих площадей, они хотят отдать в аренду по сто долларов за квадратный метр. Никто сейчас за такие деньги брать не будет, и позиция владельцев — пусть стоит. Зачем? Возьми по 50 долларов, но сдавай его и зарабатывай, чем ждать какого-то чуда. Чудо сейчас не происходит в принципе.
Регионы
В наших планах — активное развитие регионов. Пришло время. Запросы по организации фестивалей уличной еды и ревитализации к нам поступали еще несколько лет назад, но тогда я был уверен, что регионы ещё не готовы. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что уже пора. И если сегодня не мы, то завтра будет кто-то вместо нас. Зачем это допускать, если мы номер один, мы с опытом и можем это делать. Даже не нужно разбираться, посмотри, как развивается Одесса — туда начали возить артистов. Это первый звоночек. Там есть Цимес Маркет, со своими нюансами, но он есть. Одесса стала центром туризма. Про Львов вообще не говорю, там за прошлый год 15% туристов — это поляки, из всех покупателей недвижимости — 8% поляки. Это тоже очень серьезный показатель. Мне по духу реально ближе Харьков, Днепр и Одесса, но Львов очень перспективный и интересный. Он со своей сумасшедшей спецификой.
Харьков и Днепр — это те города, которые заслуживают сейчас, мне так кажется, максимально большого внимания. Потому что на душу населения, если сравнивать с Киевом, они богаче. При этом в Харькове и Днепре ничего не происходит, у них ничего нет. Но время пришло, есть потребность. К нам на фестивали ездят люди из этих городов, и у меня там много знакомых. Я уверен, что сейчас там можно хорошо реализоваться. По крайней мере, на следующий год мы планируем это.
В регионах мне нравится очень большая связь бизнеса и вот этой новой политики. Мало того, те политики, которые уже были двадцать лет у власти, остановились, им надоело все под себя подгребать. У них уже очень достаточно. И они осознают, что жить им осталось недолго, пора уже что-то делать для города, в конце-то концов. И он начинают делать.
Я в Харькове был два раза в жизни, вот буквально недавно приехал. Город меня просто поражает, я в восторге. Ты приезжаешь на Центральный вокзал — он идеально чистый. Впечатление такое, будто приехал в хороший европейский город с интересной архитектурой. Возьми хоть этот парк Горького с велодорожками. В Харькове есть ряд людей, которые действительно заинтересованы в развитии города.
По Днепру та же история. Мы общаемся там с новой политической силой, которая пришла к власти, она проявляет интерес к развитию города, своеобразный, со своей, наверное, Днепровской ментальностью. Они хотят что-то менять, и это очень важно.
Я, к сожалению, про Киев не могу этого сказать.
Да, в Киеве есть какие-то намёки, мы сейчас очень активно общаемся с Управлением туризма по городу и области. Молодцы ребята. По области — это Кирилл Воронин, а по городу — Антон Тараненко. У них хорошие, светлые идеи. Они из бизнеса, но работают для города. Реально стараются, и это видно. Не просто постят в Фейсбуке — они работают.
В свое время, я очень много общался-переобщался с чиновниками. И я вижу, что происходит в столице. Я уверен, что Киев заслуживает лучшей жизни, лучшего позиционирования. Здесь есть все для этого. Но вместе с тем, здесь живёт и работает множество бизнес- и политических групп, которые между собой воюют. А междоусобная война никогда не приводила к хорошему финалу. Киев заслуживает своего событийного туризма. И, к сожалению, несмотря на тех людей, которые сейчас пришли в Киевсовет, я не вижу там каких-то существенных изменений.
Ты просто заходишь куда-то на площадку, любым бизнесом, что-то начинаешь делать, а через полчаса, условно, у тебя начинаются десятки звонков от всяких народных депутатов, от СБУ, полиции и Администрации. Это тяжело, пропадает абсолютно любой интерес. Здесь на Платформе почему легче — тут частная территория. Попробуй в Киеве, в парке Шевченко провести Фестиваль уличной еды. Во-первых, тебе поставят специальный прайс, $20 тыс., чтобы получить разрешение на проведение общественного мероприятия. Потом, у тебя обязательно появятся какие-то пиявки, которые захотят к тебе присосаться. “Ничего себе, ты сам хочешь что-то сделать, так нельзя, так не пойдет”!
Пока что в Киеве это применимо к любому бизнесу. Если у тебя здесь нет контактов, наработок, реально очень тяжело двигаться. Здесь ты договоришься с кем-то одним, а он ничего не может сделать — над ним или с ним есть ещё десяток заинтересованных. В регионах проще. И мы не говорим о какой-то финансовой мотивации. Мы можем сделать город привлекательнее, “туристичнее”. Мы можем сделать так, чтобы приезжали люди и тратили деньги. А это бюджет, рабочие места — конкретно экономика, статья дохода города.
Меня пригласили в Хельсинки, говорят, мол, мы видим в ваших фестивалях туристический потенциал, вы нам нужны для проведения таких мероприятий. У нас и так множество туристов, но мы хотим больше, мы покажем им, что можно сюда приезжать и тратить здесь деньги. Это финны говорят, которые готовы покрыть 95% затратной части по организации фестиваля, — это абсолютно другие цифры, нежели в Киеве. И они говорят, давайте, приезжайте, делайте.
У меня есть запрос из Астаны, и ещё нескольких городов Казахстана, им нужна стратегия городов “по еде”. И Казахстан готов договариваться о том, чтобы мы прилетали и учили чиновников стратегическому маркетингу и маркетингу территории. Я никому вообще этого еще не рассказывал пока. Но как-то идет, рассказываю, нет никаких тайн. Есть предложение, мол, приезжайте к нам, консультируйте. Они в этом заинтересованы. Казахстан с их авторитарным режимом! Но и там хотят изменений. Там требуют изменений на уровне города, страны. Это уже абсолютно другие вопросы.
Начнем с фестивалей в Украине уже скоро, весной 2017. В Харькове есть достаточно хороший формат, по которому мы сейчас ведем переговоры, и если все сложится, то стартуем с мая 2017 года. Это часть бывшего танкового завода Малышева. В хорошем месте. Мы сейчас общаемся с владельцами этих территорий о партнерстве. В Днепре та же история по нескольким объектам, есть с кем и с чем работать. В Одессе очень много перспективных площадок. И Львов тоже.
Моя цель на следующий год — четыре города охватить.
И, конечно, наш любимый, дорогой Киев. Правда у меня иногда складывается впечатление, что здесь всем наплевать. Вот серьезно. Если посмотреть, не переходя на личности, кто ответит, каким должен быть Киев через десять лет? Я уверен, что лучше было бы если бы город отдал этот вопрос на обсуждение или в работу просто каким-то частным структурам. Много же здесь талантливых и суперуспешных ребят, которые могут ответить на вопрос, что будет с Киевом через десять лет. Киев реально достоен уважения, и туристов.
Команда
Команда Тугашева сейчас — это двадцать человек. Вся она пока сосредоточена на основном действующем бизнесе — Арт-заводе Платформа. Остальные проекты Роман разрабатывает и осуществляет единолично, но для перспективных действий нужно масштабироваться, набирать людей, в основном, ивент-менеджеров. Найти их можно, по словам Тугашева, на рекламном рынке.
Сложно с людьми. Я этот бизнес называю новым, он появился буквально недавно. И, соответственно, специалистов не обучали. Нет их. Это как SMM. Ему, к сожалению, сейчас почему-то не учат. Это настолько важная коммуникация, но в нашем идиотском классификаторе нет SMM-специалиста. Когда ты принимаешь человека на работу, надо писать "специалист по какому-то непонятно чему". А SMM нет. Это снова к тому, что всем наплевать на происходящее. Не смотрят за динамикой в мире вообще. Поэтому и специалистов таких нет. Кого-то приходится взращивать, кому-то приходится переквалифицироваться. Кому-то приходится очень-очень много работать. По сути, Платформа сейчас по производству специалистов в ивент-индустрии — это как “Укрбизнесконсалт” в 2003 году по юристам и регистрации предприятий.
Послесловие
Роман Тугашев проделал длинный путь от подрабатывающего в киоске студента до управляющего грандиозным ревитализационным проектом и собственным ивент-бизнесом с международной перспективой. Но его опыт интересен предпринимателям скорее не успехом, а упорством, с которым он к этому успеху шёл. Думаю, что впереди у него ещё не одна ошибка, но можно быть уверенным в том, что Тугашев каждую из них превратит в ступеньку для развития своих проектов.
